— Так и думал, что встречу вас здесь.— Памфри принужденно улыбнулся Катерине и огляделся. Комната была маленькая, обставлена скудно — темный стол да стулья с высокой спинкой. Побеленные известкой стены украшали портреты с изображением епископов и старинное распятие. Свет шел от маленького камина и от фонаря, подвешенного к почерневшей балке под потолком.— Не совсем те удобства, к которым вы привыкли, не так ли, Катерина?
— По сравнению с тем, где я выросла, это настоящий рай.
— Конечно, конечно,— закивал лорд Памфри.— Все время выскакивает из головы, что вы росли в гарнизонном городке.— Он обеспокоенно взглянул на Шарпа.— Она рассказывала, что умеет кастрировать свиней.
— Вы бы посмотрели, что она вытворяет с мужчинами,— ответил Шарп.
— И все-таки в городе вам было бы куда комфортнее,— продолжал лорд Памфри, игнорируя мрачную реплику капитана.— Отца Монсени можно уже не опасаться.
— Неужели?
— Его сильно ранило, когда обрушились леса. Я слышал, он не может ходить. И не исключено, больше никогда не встанет на ноги.— Памфри снова посмотрел на Шарпа, ожидая его реакции, и, не дождавшись, улыбнулся Катерине, поставил на стол сумку, вытащил из рукава платок, протер стул и сел.— Так что, моя дорогая, причина, вынудившая вас покинуть город, отпала. Кадис безопасен.
— А как насчет причин остаться здесь? — спросила Катерина.
Взгляд Памфри на мгновение остановился на Шарпе.
— Это уж вам решать, моя дорогая. Полагаю, вам следует вернуться в Кадис.
— Вы что же, сводник у Генри? — фыркнул Шарп.
— Его превосходительство,— тоном оскорбленного достоинства ответил лорд Памфри,— в некотором смысле рад отъезду сеньориты Бласкес. Полагаю, для него сей отъезд означает завершение неудачной главы его жизни, о которой лучше позабыть. Нет, для меня возвращение Катерины — это всего лишь возможность наслаждаться ее обществом. Мы ведь друзья, не так ли? — обратился он к испанке.
— Да, Пампе, мы друзья,— тепло ответила она.
— А раз так, то я на правах друга вынужден сообщить, что письма не представляют более никакой ценности.— Он улыбнулся.— Теперь, когда отец Монсени стал калекой и уже никому не угрожает, письма перестали быть предметом торга. Я узнал об этом лишь сегодня утром, а потому не имел возможности известить вас раньше. Никто другой, смею вас уверить, не попытается их опубликовать.
— Тогда зачем вы принесли деньги, милорд? — спросил Шарп.
— Дело в том, что я снял их еще до того, как получил пренеприятное известие о постигшей отца Монсени беде, и посчитал, что оставить их при себе безопаснее, чем дома, а еще потому, что его превосходительство готов выплатить некоторое вознаграждение за возврат писем.
— Некоторое вознаграждение? — повторил сухо Шарп.
— Да. Исключительно по доброте душевной.
— И каково же это вознаграждение?
— Сто гиней вас устроят? Со своей стороны хочу заметить, что предложение весьма щедрое.
Шарп поднялся, и рука лорда Памфри сама собой скользнула к карману. Шарп рассмеялся.
— Принесли пистолет? Неужели вы действительно думаете драться со мной? — Рука застыла. Шарп подошел к лорду сзади.— Его превосходительство, милорд, знать не знает об этих письмах. Вы ничего ему не сказали. И письма хотите оставить себе.
— Не говорите ерунды, Шарп. Зачем они мне?
— Зачем? А затем, что они вовсе не потеряли своей ценности, ведь так? Имея их, вы могли бы при необходимости оказать на семью Уэлсли нужное давление. Чем сейчас занимается старший брат Генри?
— Граф Морнингтон,— сдержанно ответил Памфри,— в данное время является министром иностранных дел.
— То-то и оно. Такой полезный человек и в постоянном долгу перед вами. Письма ведь для того нужны, верно, милорд? Или вы намеревались продать их его превосходительству?
— У вас слишком богатое воображение, капитан.
— Нет. У меня Катерина, у Катерины письма, а у вас деньги. Для вас ведь деньги ничего не значат. Как вы их называли? Субсидии guerrilleros и взятки для депутатов? Но это золото предназначено Катерине, так что уж лучше отдать его ей, чем наполнять кошельки продажных законников. И еще одно, милорд.
— Да?
Шарп положил руку на плечо его светлости, и лорд Памфри вздрогнул. Шарп наклонился и громко прошептал ему на ухо:
— Если не заплатите ей, я сделаю с вами то, что вы приказали сделать с Астрид.
— Шарп!
— Перережу горло. Это, конечно, потруднее, чем кастрировать поросенка, но крови будет не меньше.— Шарп вытащил саблю на пару дюймов, и клинок сухо царапнул ножны. Лорд Памфри задрожал.— За мной должок,
ваша светлость. Я бы рассчитался за Астрид, да Катерина не хочет. Итак, вы заплатите или нет?
Памфри замер, потом с удивительным спокойствием покачал головой.
— Вы не станете меня убивать.
— Неужели?
— Люди знают, что я здесь. Мне пришлось расспросить двух провостов, чтобы узнать, где вы квартируете. Думаете, они меня забудут?
— Я готов рискнуть, ваша светлость.
— За это вас и ценят, капитан. Но вы ведь не дурак. Убьете слугу его величества — и умрете сами. Кроме того, и Катерина не позволит вам меня убить.
Катерина промолчала и лишь едва заметно качнула головой. Означал ли сей жест, что она не желает его смерти, или был отрицательным ответом на выраженную лордом уверенность в ее лояльности, Шарп так и не понял.
— Катерина хочет получить деньги,— сказал он.
— Я понимаю ее мотивы.— Лорд Памфри положил сумку на середину стола.— Письма при вас?