— Сколько в бочке подков?
— Тысяча двести. — Длинноногий сержант-кавалерист вошел в комнату и остановился у порога, прислонившись к косяку.
— И на складе должно находиться четыре тысячи подков, так? — спросил Шарп.
— Вот, сахиб. — Писарь перевернул страницу. — Еще одна бочка, видите?
Прапорщик попытался разобрать чернильные каракули.
— Утрачена при переправе через Годавари, — прочитал он вслух.
— И вот еще, сахиб. — Индиец провел пальцем по строчке.
— Украдена, — прочитал Шарп. С носа писаря сорвалась, упала на страницу и расплылась капля пота. — Кто же ее украл?
— Неприятель, сахиб. — Индиец развел руками. — Их всадники повсюду.
— Всадники? Эти чертовы всадники готовы разбежаться от одного только взгляда, — горько усмехнулся высокий кавалерист. — Да они и яйцо у курицы не украдут, а не то что бочку подков.
— Конвой попал в засаду, сахиб, — стоял на своем писарь, — вот все и украли. — Он закрыл книгу.
Но Шарп еще не закончил. Отведя в сторону руку настырного индийца, прапорщик принялся листать страницы, отыскивая дату сражения под Ассайе. Запись нашлась, но сделана она была отличным от предыдущих почерком. Должно быть, учет вел сам капитан Маккей, и в заполненных им строчках слова «украдено» и «утрачено» встречались гораздо реже. Маккей отметил восемь ядер — затонули при переправе через реку — и две бочки пороха — украдены, а вот после битвы при Ассайе потери катастрофически возросли. За прошедшие недели не менее шестидесяти восьми быков лишились своего груза либо в результате несчастных случаев, либо вследствие действий неприятеля. Обращал на себя внимание и такой факт, что пропадали исключительно дефицитные вещи. Армия легко переживет утрату сотни ядер, но сильно пострадает от отсутствия запасных конских подков.
— Чей это почерк? — спросил Шарп, переворачивая одну из последних страниц.
— Мой, сахиб, — нервно переминаясь с ноги на ногу, ответил писарь.
— Как ты узнаешь, что что-то украдено?
Индиец пожал плечами.
— Мне говорит капитан. А когда нет капитана, то сержант.
— Сержант?
— Его здесь нет, сахиб. Повел конвой на север. Когда вернется, не знаю.
— Как зовут сержанта? — порывшись в записях и ничего не найдя, поинтересовался Шарп.
— Хейксвилл, — подсказал от двери кавалерист. — Тот еще прощелыга. Обычно нам приходится иметь дело с ним, поскольку капитан Торранс уж очень подвержен болезням.
— Вот черт! — Шарп поднялся и задвинул стул. Опять Обадайя Хейксвилл! — Почему его не отправили в полк? Он не должен здесь находиться! Ему здесь нечего делать!
— Сержант Хейксвилл, сахиб, знает систему, — объяснил писарь. — А остаться его попросил капитан Торранс.
Неудивительно, подумал Шарп. Уж если кто и знает систему, так это пакостник Обадайя. И надо же, нашел-таки тепленькое местечко! Греет руки, доит потихоньку коровку, но следов своих в книге учета не оставляет. Если что — во всем виноват писарь, а с Обадайи Хейксвилла взятки гладки!
— И как же работает система? — спросил он.
— Расписки.
— Расписки?
— Да, сахиб. Погонщику дают наряд, и когда он доставляет груз, наряд подписывают и приносят сюда. Здесь с ним расплачиваются, сахиб. Нет наряда с подписью — нет денег. Таково правило, сахиб. Нет бумажки — нет денег.
— И подков тоже нет, чтоб их, — вставил худощавый сержант из 19-го драгунского.
— Кто расплачивается? — спросил Шарп. — Сержант Хейксвилл?
— Обычно он, сахиб. Когда бывает здесь.
— Да что толку от этой системы, если я не могу получить подковы, — возмутился лейтенант.
— А я ведра, — добавил пушкарь.
— Все необходимое есть у бхинджари, — парировал писарь, размахивая руками так, как будто выгонял из комнаты надоедливых насекомых. — Все! Уходите! Отправляйтесь к бхинджари! У них есть все, что вам надо. Мы закрываемся до завтра! До завтра!
— Но откуда все это берется у бхинджари, а? Отвечай! — потребовал Шарп.
Индиец лишь развел руками. Бхинджари, местные торговцы, следовали за армией со своими стадами, повозками, тягловым скотом. Они продавали все, начиная от продуктов и выпивки и заканчивая женщинами и драгоценностями. И вот теперь, похоже, эти купцы начали предлагать на продажу еще и армейские припасы. Это означало, что войскам приходилось платить за вещи, которые прежде поставлялись бесплатно. Если все обстояло именно так, то Хейксвилл, конечно, в стороне не оставался, продавая вовсю краденое армейское добро.
— Куда мне пойти за подковами?
Отвечать писарю не хотелось, но, понимая, что иначе от назойливого прапорщика просто не избавиться, он в конце концов предложил обратиться в купеческий лагерь.
— Спросите, сахиб, и вас обязательно направят к тому, у кого они есть.
— Я подожду, пока ты сам назовешь мне имя.
— Я не знаю!
— Тогда откуда ты знаешь, что там есть подковы?
— Просто слышал! Сюда приходят разные люди. Рассказывают…
Шарп шагнул к индийцу и, схватив его за горло, прижал к стене.
— Ты не просто слышишь, что говорят люди. Ты еще и знаешь, где и что взять. И сейчас назовешь мне имя, или, черт возьми, мой араб выпустит тебе кишки, а остальное порубит на завтрак. Этот маленький паршивец вечно голодный.
Писарь выпучил глаза, хватая посиневшими губами воздух, и прохрипел:
— Наиг.
— Наиг? — повторил Шарп, освобождая индийца. Что-то знакомое. Наиг? Он вспомнил, что так звали одного купца, сопровождавшего армию при осаде Серингапатама. — Наиг? У него еще зеленые шатры, да?