Приключения Ричарда Шарпа. Том 1 - Страница 308

308

Додд не заставил себя ждать и прибыл к воротам через минуту в сопровождении нового сержанта, лицо которого не оставлял в покое нервный тик. Всадник тут же набросился на полковника, требуя наказать Гопала за самоуправство, но Додд лишь сплюнул и повернулся к Хейксвиллу.

— Зачем кому-то выезжать из этих ворот на коне, если до соседнего форта можно дойти и пешком?

— Не могу знать, сэр, — ответил сержант. Одет он был в белый мундир с черной перевязью через плечо, знаком его нового звания, хотя какого именно, оставалось неясно.

— Прогуливать лошадь там негде, — продолжал Додд, — а значит, остается предположить, что он желает отправиться на равнину. То есть в британский лагерь. Спроси, Гопал, какое у него дело.

Отвечать молодой человек наотрез отказался. Полковник равнодушно пожал плечами, достал пистолет и направил оружие в голову незнакомца. Сухой щелчок курка отозвался неприятным, тревожным эхом. Всадник заметно побледнел и снова закричал на Гопала.

— Он говорит, сахиб, что имеет поручение от килладара, — объяснил Гопал.

— Какое поручение? — спросил Додд.

Объясняться юноша явно не желал, но хмурое лицо полковника и нацеленный в лоб пистолет оказались весьма убедительными аргументами против упрямства. Из висевшей на поясе сумки был извлечен запечатанный пакет. Молодой человек показал печать килладара, но красная восковая нашлепка с оттиском обвившейся вокруг клинка змеи не произвела на Додда никакого видимого впечатления.

— Кому адресовано письмо? — спросил он, жестом показывая, что посланец должен повернуть пакет.

Всадник подчинился, и Додд увидел, что письмо предназначено старшему офицеру британского лагеря. Писарь, по-видимому, плохо знал английский, и чужие буквы давались ему с трудом, но смысл был достаточно ясен. Поняв, в чем дело, полковник шагнул вперед и схватил лошадь за уздечку.

— Стащите его с седла, — велел он Гопалу, — отведите в караульную и пошлите кого-нибудь за Ману Баппу.

Юноша попытался сопротивляться и даже положил руку на золотую рукоять тулвара, но люди Додда легко доказали свое превосходство. Сам Додд взбежал по ступенькам на стену, знаком дав команду Хейксвиллу следовать за ним.

— Все ясно, — прорычал полковник. — Килладар намерен вступить с британцами в переговоры. Хочет мира.

— Я думал, что здесь нам ничто не страшно, сэр, — с некоторым беспокойством произнес сержант.

— Разумеется. Но Бени Сингх — малодушный трус. Жизнь в его представлении это женщины, музыка, игры и ничего больше.

Обадайя Хейксвилл был вполне согласен с таким представлением о жизни, но по понятным соображениям предпочел промолчать. Сам он подал себя Додду как оскорбленного солдата, почитающего войну британцев с маратхами несправедливой. «Не наше это дело, сэр, воевать здесь, — уверял он полковника. — Земля принадлежит нехристям, так ведь? И пусть они черномазые и безбожники, но красным мундирам тут не место».

Додд, разумеется, не поверил такому объяснению. Он считал сержанта обычным дезертиром, сбежавшим от каких-то неприятностей, но винить его в этом не мог, потому что и сам поступил точно так же несколько лет назад. В общем, ему не было дела до мотивов Хейксвилла; главное, чтобы сержант исполнял свои обязанности, то есть дрался с врагом. Додд полагал, что индийцы будут воевать охотнее и лучше, если приказы им отдает белый.

— В англичанах, — сказал он перебежчику при первом разговоре, — есть то, что называется силой духа. И туземцам это придает основательности.

— Придает чего, сэр? — удивился Хейксвилл.

Бестолковость сержанта заставила полковника нахмуриться.

— Вы, случайно, не шотландец?

— Господи! Конечно нет, сэр! Упаси боже! Нет, сэр, не шотландец и не валлиец какой-нибудь. Чистокровный англичанин, сэр. Во всех отношениях. — Щека у него возмущенно задергалась. — Англичанин, сэр, и тем горжусь.

В результате Додд выдал Хейксвиллу белый мундир и черную перевязь, а потом и поставил во главе роты.

— Сражайтесь достойно, сержант, — бросил он на ходу, поднимаясь на стену, — и я произведу вас в офицеры.

— Я вас не подведу, сэр. Буду сражаться. Рвать врага зубами. Можете не сомневаться.

В том, что Хейксвилл будет драться не за страх, а за совесть, полковник и не сомневался, потому как в противном случае сержанту грозили плен и бог весть какие неприятности. Впрочем, в возможность неблагополучного исхода ему не верилось. Он просто не представлял, как британцы могут овладеть Внутренним фортом. Додд предполагал, что им по силам взять Внешний форт, стены которого уже проверяли на прочность осадные орудия, но что будет делать неприятель, оказавшись перед рвом? Демонстрируя Хейксвиллу это препятствие, полковник снова убеждал себя в полной неприступности Внутреннего форта.

— Посмотрите, сержант. Видите? Единственный путь в наш форт лежит через эти ворота. Взять приступом стены невозможно — они слишком высоки и круты. Понимаете?

Посмотрев влево, Хейксвилл увидел, что стена Внутреннего форта возведена на почти отвесном склоне. Вскарабкаться на них не смог бы никто. Атакующим ничего не оставалось, как пытаться пробиться через ворота, но за первыми они наткнулись бы на вторые, потом на третьи и, наконец, на четвертые. И все их защищал полк Додда, его Кобры.

— Мои люди не знают, что такое поражение, — продолжал полковник. — Они видели, как били других, но сами не испытали такого унижения ни разу. А здесь врагу придется нас разбить. Ничего другого не остается. И они попытаются. Но не смогут. Нет, не смогут.

308