– За борт его! – крикнул Армстронг пехотинцам, которые на мгновение утратили дар речи, потрясенные внезапной гибелью товарища. Двое пехотинцев подняли обезглавленное тело, но за борт выбросить не успели. Армстронг велел им снять с трупа амуницию. – И в карманах пошарьте, ребята. Разве мамаши не научили вас бережливости? – Сержант пересек палубу, поднял голову за окровавленные патлы и швырнул за борт. – Еще шевелятся? – Сержант бросил взгляд на двух пехотинцев, застывших в луже крови, словно тряпичные куклы.
– Маккей мертв, сержант.
– Так избавьтесь от него, и поживее! Третьему пехотинцу ядро оторвало руку и вскрыло грудную клетку. Ребра торчали наружу из кровавого месива разорванных мышц.
– Этот тоже не жилец, – заявил Армстронг, наклонившись над раненым, который моргал и судорожно всхлипывал.
Ядро срикошетило от сетки, которой были накрыты гамаки, расщепило перила шканцев и пробило палубу, не причинив никому вреда. Еще одно снесло рею, и тут же два других превратили в щепки шкафут. Затем очередное ядро врезалось в одно из трехтонных орудий нижней палубы, разорвало двух канониров и наполнило корабль звоном, словно гигантский молот ударил по чудовищного размера наковальне.
Легкий западный бриз развеивал дым, застревавший в парусах и снастях вражеских линкоров. Шарп видел, как дымное облако прорезают вспышки пламени. Пламя на миг озаряло пороховой дым, над вражескими палубами поднималось еще одно облако, и еще одно ядро летело в направлении «Виктори», «Темерера», «Нептуна», «Левиафана», «Конкерора» и «Пуссели». Запоздавшая трехпалубная «Британия» еще не попала под огонь вражеских батарей.
– За борт его! – велел Армстронг пехотинцам, показав на раненого, который уже испустил дух.
Оторванная рука с торчащими сухожилиями и мышцами, словно забытый кусок требухи, валялась на палубе. Шарп наклонился, поднял ее и швырнул за борт. Внизу запели матросы. Один из пехотинцев опустился на колени и начал бессвязно повторять слова молитвы. Задира сплюнул за борт коричневую слюну и отрезал еще кусок табачной жвачки.
Шарп вернулся на свое место к фок-мачте и вспомнил, что не успел зарядить оружие. Весьма кстати – будет чем занять руки ближайшие несколько минут. Он рывком поднял мушкет – снаряд снес матроса с палубы «Конкерора». Вставил заряд – ядро прочертило воздух рядом с его головой и шлепнулось в воду за кормой. Один за другим три удара сотрясли корпус «Пуссели», пробив двойную дубовую обшивку. Матросы карабкались по мачтам, пытаясь соединить порванные снасти. В грот-парусе уже зияли шесть крупных отверстий. Громадный парус содрогнулся еще раз – и в нем появилось семь новых дыр. Чейз упрямо стоял на разбитых шканцах, словно вел свой корабль по ровной морской глади. Шарп забил заряд в ствол – между ног показался кровавый ручеек из лужи, что натекла из тел убитых пехотинцев. Кровь алела на выскобленной до блеска палубе. Корабль слегка накренился влево, и кровавый ручеек свернул влево. Корма качнулась вверх – ручеек послушно потек вперед, нос судна поднялся над волнами – кровавый ручеек помедлил и потек назад.
«Пуссель» накренилась на правый борт – но тут Шарп наступил на упрямую струйку, вытащил шомпол и занялся пистолетом. Снаряд ударил в фок-мачту, заставив снасти вздрогнуть. Серебристые щепки усеяли воду за бортом – ядро поразило в живот Жанну д'Арк. Уши у Шарпа давно заложило. По палубе ручьем текла кровь – срикошетившее ядро попало в кого-то из матросов. Воздух наполнял мучительный визг – цепные снаряды вспарывали паруса и перерезали тросы. Шарп видел, как капитан Ллевеллин оттаскивает раненого к перилам. Звуки вражеских орудий сливались в однообразный и пронзительный распев. Вблизи неприятельские корабли казались островами, ощетинившимися пушками. Островами, изрыгающими дым и пламя. Звук еще одного сокрушительного удара раздался справа. Шарп наклонился и увидел, как выкрашенный черным борт «Пуссели» взорвался фонтаном щепок. Из открытого порта выпало тело, за ним еще одно. Окровавленная дверца порта болталась на одной петле, пока чья-то рука не оторвала ее, и дверца упала за борт.
Ядро просвистело над залитой кровью палубой, снесло перила на баке и пробило нижнюю часть грот-паруса. Теперь за борт с рей свисали уже три лиселя, а матросы пытались втянуть их обратно. Разрезное ядро – две железные полусферы, соединенные короткой штангой, – ударило в фок-мачту и глубоко вонзилось в дерево. Шарп посмотрел на флагманский корабль. Казалось, что «Виктори», еще не достигшая дымовой завесы, движется прямо на стену огня. «Соверена», со всех сторон окруженного неприятелем и отчаянно пытающегося сопротивляться в одиночку, окутывал дым. Внезапно часть перил на баке «Пуссели» исчезла, превратившись в груду щепок и опилок. Острый деревянный обломок пронзил легкое морскому пехотинцу.
– Ходжкинсон! Вниз его! – крикнул Армстронг.
Другому пехотинцу обломок вонзился в руку, но он упрямо отказывался спускаться вниз, несмотря на то что кровь пропитала рукав и капала на палубу.
– Всего лишь заноза, сержант.
– Пошевели-ка пальцами, сынок, – приказал Армстронг. – Пехотинец послушно согнул пальцы. – Курок спустить сможешь, – разрешил Армстронг, – только перевяжи руку. А то, пока дойдет до стрельбы, успеешь залить кровью всю палубу!
Следующее ядро вонзилось в носовую фигуру – в воздух взлетели деревянные обломки. Затем, увлекая за собой такелаж и паруса, с раздирающим скрипом на палубу обрушилась брам-стеньга грот-мачты. На некоторых кораблях над шканцами натягивали сетку, чтобы защитить офицеров от падающих сверху деревянных обломков. Однако на своем корабле Чейз не поощрял таких нежностей.