– Отец объявил себя банкротом и попал в долговую тюрьму, – ответил лейтенант, вступая на опасную дорожку лжи.
– Но сыну банкрота ничто не мешает найти себе достойное занятие, не правда ли? Занятие куда более достойное, чем служба в британской армии. Или я не прав?
– Я напился, сэр, – тихо, с несчастным видом ответил лейтенант. – И попался вербовщику. – Явное смущение непривычного ко лжи Лоуфорда француз интерпретировал на свой лад. – Дело было в пабе, сэр, в Шеффилде. "Рыбка в котле". На Понд-лейн, сэр. В рыночный день. – Он прикусил язык, поняв вдруг, что понятия не имеет, какой день недели рыночный.
– В Шеффилде? Это там, где много заводов? И где делают – как это? – да, столовую посуду! Но вы и на рабочего не походите.
– Я был в учениках у стряпчего, сэр. – Лоуфорд безнадежно покраснел. Он перепутал название паба и, хотя француз вряд ли бывал в Шеффилде, а потому не мог уличить его во лжи, не сомневался, что Гуден просто смеется над ним.
– Кем вы служили в армии?
– Ротным писарем, сэр.
Француз улыбнулся.
– Я не вижу на ваших бриджах ни единого чернильного пятнышка. Наши писари без этого не обходятся.
В какой-то момент Шарп испугался, что Лоуфорд не выдержит, откажется от притворства и выложит французу все начистоту, но лейтенанта вдруг посетило озарение.
– Я, когда пишу, надеваю передник, сэр. У нас за грязную форму строгое наказание.
Гуден рассмеялся. По правде говоря, он ни на секунду не усомнился в правдивости Лоуфорда, объяснив его смущение стыдом за отцовское банкротство. Французу было даже жаль высокого, светловолосого, утонченного молодого англичанина, попавшего в армию явно по несчастному стечению обстоятельств.
– Значит, вы писарь, да? Наверное, приходилось иметь дело с документами?
– Так точно, сэр.
– Тогда вы должны знать, сколько пушек у идущей сюда британской армии? Сколько снарядов?
Лейтенант оцепенел от ужаса. Несколько секунд он пребывал в полупарализованном состоянии, потом пробормотал, что никогда не видел такого рода бумаг.
– Я ведь занимался только ротными документами, сэр. Списками на довольствие, расписанием караулов и все такое.
– До черта, – вмешался Шарп. – Прошу прощения, сэр. Тысячи.
– Тысячи чего?
– Волов, сэр. По шесть скотин на орудие, а есть такие, что и по восемь. А уж ядер и не сосчитать, сэр. Тысячи.
– Сколько тысяч? Две? Три?
– Больше, сэр, намного больше. Такого стада я еще в жизни не видел. Даже когда шотландцы гнали коров в Лондон.
Гуден пожал плечами. Он сильно сомневался, что эти двое могут сообщить что-то полезное, что-то такое, чего еще не разузнали разведчики Типу, но в отношении дезертиров существовал установленный порядок, которого следовало придерживаться. Отмахнувшись от мух, полковник сообщил дезертирам то, что они, наверно, надеялись услышать.
– Его величество, султан Типу, решит вашу судьбу, и если проявит милосердие, то примет на службу в свое войско. Полагаю, вы согласны?
– Так точно, сэр, – бодро подтвердил Шарп. – За этим и пришли, сэр.
– Хорошо. Возможно, Типу пожелает включить вас в один из своих кушунов. Этим словом у них обозначается полк. Солдаты у султана отличные, все прекрасно обучены, так что вас примут с удовольствием, но есть одно небольшое затруднение. Вам обоим предстоит пройти обряд обрезания.
Лоуфорд побледнел, а Шарп лишь пожал плечами.
– А что тут плохого, сэр?
– Вы знаете, рядовой, что такое обрезание?
– Нет, сэр. Наверно, что-то вроде присяги?
Гуден улыбнулся.
– Не совсем, Шарп. Типу – мусульманин, и когда иностранцы вступают в его армию, он требует от них принятия его религии. А это означает, что мусульманский священнослужитель обрежет каждому из вас крайнюю плоть. Дело быстрое, все равно что срезать верхушку сваренного всмятку яйца.
– Крайнюю плоть? – недоверчиво переспросил Шарп. – Это как? Оттяпать мне конец?
– Только кусочек кожи. И вся операция займет считанные секунды, – успокоил его Гуден. – Хотя иногда кровотечение продолжается достаточно долго, и тогда вы... как бы это выразиться... – Он взглянул на Мэри и снова посмотрел на Шарпа. – Тогда сварить яйцо вкрутую уже не получится неделю, а то и больше.
– Чертовщина! – возмутился Шарп. – И это ради религии? Они такое делают ради религии?
– Мы, христиане, опрыскиваем новорожденного водой, а мусульмане обрезают крайнюю плоть. – Француз помолчал, потом улыбнулся. – Я, однако, придерживаюсь того мнения, что человек с кровоточащим членом не может быть хорошим солдатом, а так как британская армия подойдет через несколько дней, то я попрошу его величество определить вас под мое начало. Нас здесь немного, но мусульман среди нас нет, так что ваша скорлупа останется в целости и неприкосновенности.
– Вот это правильно, сэр, – повеселел Шарп. – А для нас, сэр, будет честью служить вам.
– Во французском батальоне? – поддразнил его полковник.
– Лишь бы не пороли розгами да не обрезали эту... плоть.
– Но это только в том случае, – предупредил Гуден, – если Типу позволит, а он может и не позволить. Хотя я полагаю, что султан возражать не станет. В батальоне есть и другие британцы, а также немцы и швейцарцы. Уверен, вам понравится. – Он посмотрел на Мэри. – А вот что делать с вами, мадемуазель?
Мэри тронула Шарпа за плечо.
– Я пришла с Ричардом, сэр. Полковник медленно кивнул.
– А что у вас с глазом, мадемуазель? Как это случилось?
– Я упала, сэр.
По губам француза скользнула улыбка.