– Мне остаться здесь, сэр? – спросили по-английски.
Баркер!
– Нет. Приведи Шарпа,– ответил Лависсер и обратился к Астрид: – Обещаю, вы не пострадаете.
– Но мой отец! – простонала молодая женщина. Она была в ночном халате, и ее длинные светлые волосы падали на плечи.– Я хочу быть с отцом!
– Ваш отец разбогател, служа врагам Франции, – ответил голос, принадлежавший не Лависсеру, а женщине. Еще одна загадка. Не слишком ли много? – Ему следовало раньше подумать о последствиях собственных необдуманных действий.
Женщина говорила с акцентом. Французским?
Дверь закрылась. Астрид в слезах опустилась на скамеечку у клавикордов. Перепуганных слуг француз отогнал к дивану, так и не заметив в зеркале отражения притаившегося за ширмой англичанина, после чего встал, позевывая, у двери с опущенным пистолетом. Кого бояться? Трех хнычущих женщин и старика-слуги?
Шарп вытащил пистолет из-за пояса. Значит, Лависсер работает на французов? Невероятно. А впрочем, почему бы и нет? Враг, конечно, имел в Лондоне своих агентов, а где еще искать болтливых идиотов, как не в «Олмаке» и других клубах? Впрочем, времени на размышления оставалось немного. Если Лависсер задумал убить Сковгаарда, то надо спешить. Шарп обернул пистолет полой мундира и неслышно взвел курок. С момента высадки на пустынном датском берегу стрелок чувствовал себя не в своей тарелке, терпел оскорбления, выслушивал обвинения и даже оказался под замком, но теперь он знал, что надо делать. Он вернулся в свою стихию. И, выйдя из-за ширмы, Шарп улыбался.
Французу понадобилось две или три секунды, чтобы заметить незнакомца, но к этому времени пистолет был уже в трех футах от его головы. Шарп поднял левую руку.
– Оружие на пол, мусью.
Француз открыл рот.
– Пожалуйста. Только пискни, и я тебя убью. Ну же.– Он все еще улыбался.
Француз задрожал. Что-то в глазах одетого в зеленый мундир незнакомца подсказывало ему, что смерть витает рядом, а потому он прислушался к голосу рассудка и медленно положил пистолет на пол. Астрид и слуги смотрели на англичанина широко открытыми глазами. Шарп отбросил оружие в сторону.
– Ложись,– приказал он, сопровождая приказ красноречивым жестом.
Француз лег на живот и тут же повернул голову – посмотреть, что собирается делать враг.
– Я бы на вашем месте отвернулся,– сказал стрелок, обращаясь к Астрид, и приложил палец к губам.
Француз, увидев жест незнакомца, понял, что его лучший союзник шум, а значит, враг не станет стрелять, чтобы не привлечь в гостиную других. Он даже набрал в легкие воздуха, но тут же получил жестокий удар в горло. Шарп бил голой ногой, но все же лежащий пострадал больше бьющего. Астрид ахнула. Француз захрипел и засучил ногами по полированному полу. Шарп прыгнул ему на спину. Он хотел всего лишь вырубить противника, но пистолеты Сковгаарда для этой цели не годились, потому что были слишком легкие. Француз, хватая воздух открытым ртом, попытался встать, и Шарп ударил его головой о пол. Этого оказалось мало, и он ударил еще раз, сильнее. Враг затих, и стрелок, воспользовавшись паузой, отложил пистолет и достал складной нож.
– Закройте глаза, мисс,– бросил он Астрид.
– Что…
– Ш-ш-ш. Скажите остальным, чтобы тоже закрыли глаза. Быстрее.
Астрид прошептала что-то по-датски. Француз под Шарпом пошевелился, и стрелок воткнул короткое лезвие в основание черепа. Тело под ним задергалось, с губ слетело что-то вроде вздоха. Крови почти не было. Шарп подтянул на убитом воротник, чтобы скрыть рану, вытер нож о его платье и поднялся.
– Можете смотреть.
Астрид уставилась на француза, потом перевела взгляд на англичанина.
– Уснул,– объяснил Шарп, забирая у убитого пистолет.
По сравнению с изящным оружием Сковгаарда это было тяжелое, неуклюжее оружие, но вполне действенное и заряженное. Итак, три пули. Против четырех мужчин и женщины.
– В этой комнате есть оружие?
Астрид покачала головой.
Шарп опустился на колени, обшарил труп, однако не нашел ничего. Три выстрела и пять целей. Он подошел к двери и прислушался. Где-то повернули ключ… тишина… и шаги. Выждав секунду, стрелок приоткрыл дверь.
– Его нет! – сообщил Баркер.– Ушел.
– Он не мог уйти,– ответил Лависсер.
– Ушел! – стоял на своем Баркер.
Шарп представил, как гвардеец смотрит на стеклянную дверь, решая, что только она и может объяснить необъяснимое исчезновение пленника.
– Посмотри снаружи. И будь осторожен.
Заговорила француженка. Потом снова Лависсер – уже на датском. Пауза. И затем крик, переходящий в мучительный стон от боли – наверняка Сковгаарда. Астрид охнула. Шарп резко обернулся и жестом призвал ее к молчанию.
Сковгаард снова вскрикнул. Так кричат, непроизвольно, сами того не желая, раненые на поле боя.
– Оставайтесь здесь,– прошептал Шарп и толкнул дверь.
Баркер уже вышел в сад, так что у него оставалось три выстрела на четыре цели. Как там назвал его Бэрд? Тагом? Головорезом? Он и был головорезом. И, черт возьми, хорошим головорезом. Пройдя по коридору, стрелок увидел, что дверь кабинета приоткрыта. Петли скрипели, поэтому он не решился открыть ее пошире. Щель позволяла видеть лишь привязанного к стулу торговца. На столе стоял фонарь, и в его свете Шарп заметил, что ночная рубашка датчанина перепачкана кровью. Какой-то человек шагнул к несчастному и заставил его открыть рот. В руке у него были клещи. Похоже, ночные гости пытались развязать Сковгаарду язык.
На помощь первому пришел второй. Датчанин стиснул челюсти, и второй воспользовался ножом. Снова заговорила женщина. Сковгаард покачал головой, и первый сунул ему в рот клещи. Датчанин застонал, но второй ударил его по голове. Торговец застонал, и первый ухватил клещами его зуб.