— Вы понадобитесь в следующий раз, — отрезал Шарп и прошёл в заднюю комнату, где плакала девочка лет четырнадцати, не больше.
Ее лицо покраснело, глаза опухли от слёз, она неровно, постанывая, дышала, иногда вскрикивая с отчаянием в голосе. Она была завёрнута в одеяло, на левой щеке наливался синяк. Старшая женщина, одетая во все черное, пыталась успокоить девочку, которая, увидев Шарпа, закричала ещё громче, заставив его в смущении ретироваться.
— Спросите у неё, что случилось, — сказал он Висенте, затем обернулся навстречу вошедшему в дом Харрису.
Среди людей Шарпа самыми образованными были Харрис и Танг. Танг попал в армию по пьяни, в то время как рыжеволосый весельчак Харрис утверждал, что был добровольцем, ищущим приключений. Их он получил теперь сполна.
— Этот кусок дерьма, — сказал Шарп Харрису, дёрнув француза за светлые волосы. — Был пойман со спущенными штанишками на молоденькой девочке. Спроси у него, что он может сказать в своё оправдание, прежде чем мы его прикончим.
Он вышел на улицу и сделал большой глоток из своей фляги. Вода была теплой и солоноватой. Харпер ждал его у лошадиной поилки посреди улицы, и Шарп подошёл к нему.
— Всё в порядке?
— Ещё два лягушатника там, — Харрис указал большим пальцем себе за спину, на церковь. — Думаю, живые.
Церковное крыльцо охраняли четверо португальцев из отряда Висенте.
— Что они там делают? — спросил Шарп. — Молятся?
Высокий ирландец пожал плечами:
— Прячутся.
— Мы не можем забрать ублюдков с собой, — сказал Шарп. — Тогда почему мы их не расстреливаем?
— Господин Висенте говорит, что мы не должны этого делать, — ответил Харпер. — Он так внимательно присматривает за пленными, этот господин Висенте. Он ведь адвокат, верно?
— Он кажется вполне приличным парнем… для адвоката, — признал неохотно Шарп.
— Приличные адвокаты — это те, которые лежат на шесть футов под маргаритками, вот так вот, — заявил Харпер, — И этот не запретит мне пойти и пристрелить тех двух ублюдков. Говорит, что они всего лишь пьяные, и это, конечно, правда. И всё же это против законов Божьих!
— Мы не можем просто расправиться с пленными, — сказал Шарп.
Он вытер пот со лба и снова надел кивер. Козырёк еле держался, но сейчас он ничего не мог с этим поделать.
— Возьмите Танга и расспросите этих двоих, — предложил он. — Если они просто по дороге выпили, не заплатив, местного вина, то отберите у них всё ценное и дайте пинка под зад — пусть идут туда, откуда пришли. Но если они кого-нибудь изнасиловали…
— Я знаю, что делать, сэр, — сказал Харпер мрачно.
— Тогда сделайте это, — сказал Шарп.
Он кивнул Харперу, затем вернулся к церкви, туда, где ручей впадал в реку. Минуя небольшой каменный мост, дорога шла на восток через виноградник, мимо окруженного стеной кладбища и затем через пастбища на берегу Дору. Местность была открытая, и если подойдут французы, и ему придётся отступать, он не решился бы использовать дорогу. Он молил Бога, чтобы хватило времени на переправу, и это побудило его вернуться в деревню, чтобы поискать вёсла. Или, может, верёвку? Если верёвка окажется достаточно длинной, можно бы натянуть её через реку и буксировать лодку взад-вперед, что, несомненно, было быстрее, чем грести.
Он как раз думал, достаточно ли длинны верёвки от колоколов в этой церквушке, когда из дома вышел Харрис и доложил, что пленного зовут лейтенант Оливье, 18 драгунский полк, и что он, будучи пойман со спущенными штанами, отрицает, что насиловал девочку.
— Говорит, что французские офицеры не могут так поступать, — сказал Харрис. — Но лейтенант Висенте говорит, что девочка клянётся — он сделал это.
— Так сделал или нет? — спросил Шарп раздражённо.
— Конечно, сделал, сэр. Он признался во всём, когда я ему поддал, — заявил Харрис с довольным видом. — Но продолжал настаивать, что она сама его хотела. Говорит, что хотела, чтобы он её утешил, после того, как её изнасиловал сержант.
— Хотела утешиться, — пробормотал со злостью Шарп. — Он, получается, был вторым в очереди?
— Пятым, — сказал выразительно Харрис. — Так говорит девочка.
— Господи, — сказал Шарп. — Если считается справедливым пороть педерастов, тогда этих следует вздёрнуть!
Он вернулся к дому, возле которого крестьяне гневно кричали на француза, взиравшего на них с презрением, более пристойным на поле битвы. Винсенте пытался защитить его от расправы и обратился к Шарпу за помощью, чтобы сопроводить Оливье в безопасное место.
— Он должен предстать перед судом, — настаивал Висенте.
— У него только что был суд, — отрезал Шарп, — и я признал его виновным. Я сейчас врежу ему, а потом повешу.
Взволнованный Висенте не собирался отступать.
— Мы не можем упасть до уровня варварства! — утверждал он.
— Я не насиловал ее, — сказал Шарп, — Так не равняйте меня с ним.
— Мы воюем, чтобы мир стал лучше, — объявил Висенте.
Секунду Шарп смотрел на юного португальского офицера, не веря своим ушам, затем спросил:
— Что случится, если мы его здесь оставим, а?
— Мы не можем так поступить, — ответил Висенте, сознавая, что селяне отомстят французу гораздо более жестоко, чем предлагал Шарп.
— А я не могу взять с собой пленных, — настаивал Шарп.
— Мы не можем убить его! — Висенте даже покраснел от негодования, не намереваясь отступать. — И здесь мы его оставить не можем. Это равносильно убийству.
— О, Христова благодать! — раздражённо бросил Шарп.