Он пристально всмотрелся в группу французов, которые, раздевшись до пояса, ниже по северному склону, ярдах в ста от опушки леса, начали расчищать площадку среди папоротников.
Он вынул подзорную трубу, которую ему дал Луис. Она была маленькая, словно игрушечная, внешняя линза свободно болталась, из-за чего изображение получалось размытым, а увеличение — вполовину от того, что давала его собственная труба, но это всё же лучше, чем ничего. Он нацелил её, прижал внешнюю линзу кончиком пальца и посмотрел повнимательнее на французов.
— Дерьмо.
— Что случилось?
— У этих ублюдков орудия, - пояснил Шарп. — Молите бога, чтобы это не была клятая мортира.
Висенте удивился и попытался рассмотреть орудие, но ничего не увидел.
— А что будет, если это мортира?
— Мы все умрём, — Шарп представил себе орудие со стволом, похожим на котёл, высоко выбрасывающее в воздух снаряды, которые отвесно падают прямо им на головы. — Или умрём, или попытаемся бежать, и нас схватят.
Висенте перекрестился второй раз за утро. Шарп не видел, чтобы он делал это в первые недели их знакомства, но за последнее время Висенте далеко ушёл от прежней адвокатской жизни, в которой правили законы и рассудок. К нему возвращались древние инстинкты, он начал верить в удачу, предрассудки и судьбу, слепую и беспощадную.
— Я не вижу орудие, — сдался он, наконец.
Шарп показал на работающих французов:
— Те педики ровняют площадку, чтобы лучше прицеливаться. Нельзя допускать перекоса орудия, если хочешь стрелять точно.
Он спустился на несколько футов по северной тропе:
— Дэн?
— Сэр?
— Видишь, где ублюдки собираются поставить орудие? Насколько это далеко?
Хэгмэн, пристроившись в расщелине между валунов, присмотрелся.
— Немного меньше семисот шагов, сэр. Слишком далеко.
— Мы можем попробовать?
Хэгмэн пожал плечами:
— Я могу, но может быть, позже?
Шарп согласился. Лучше не показывать французам дальнобойность винтовки, когда положение станет по-настоящему отчаянным. Так как Висенте, похоже, ничего не понял, пришлось пояснить:
— Винтовочная пуля летит далеко, но нужен гений, чтобы попасть точно. Дэн — почти гений.
Он подумывал взять несколько стрелков, спуститься вниз по склону и с расстояния трёхсот или четырёхсот ярдов попортить жизнь ариллеристам, но орудийный расчёт с той же дистанции ответит им картечью. На склонах много скальных выступов, но немногие достаточно велики, чтобы защитить человека от картечи, и он неизбежно понёс бы потери. Шарп все же пошел бы на это, если бы орудие действительно оказалось мортирой: такое орудие никогда картечью не стреляло, — но в любом случае французы ответят на его вылазку шквальным мушкетным огнём. Аткак и контратака. Он колебался. Единственное, что оставалось — молиться, чтобы это не была мортира.
Это была не мортира. Через час после того, как артиллеристы начали ровнять площадку, прикатили орудие, и Шарп увидел гаубицу. Ничего хорошего, но у его людей появился шанс: снаряд гаубицы ударит в землю под углом, можно будет укрыться за большими валунами на вершине. Висенте позаимствовал маленькую подзорную трубу и наблюдал за тем, как французские артиллеристы готовили боеприпасы. С длинного гробоподобного снарядного ящика сняли обитую мягкой подстилкой крышку (артиллеристы обычно на ней сидели во время переездов), и взгляду открылись уложенные ровными рядами мешки с порохом и снаряды.
— Это какое-то маленькое орудие, — сказал Висенте.
— Ему не нужно иметь длинный ствол, — пояснил Шарп. — Гаубица стреляет не на меткость. Она высоко выбрасывает снаряды в воздух, а они уже падают на нас. Будет много шума, но мы выживем.
Он сказал так, что, чтобы ободрить Висенте, но сам не был настолько уверен. Два-три удачно разорвавшихся снаряда могли нанести большой урон. Но всё же гаубица — это не мортира, и его люди немного перевели дух, наблюдая за приготовлениями артиллеристов. На пятьдесят шагов перед гаубицей поставили малеький флажок, чтобы командир расчёта мог оценить силу ветра, способного отклонить полёт снаряда на запад. Было подготовлено место для отката орудия при выстреле, а потом артиллеристы начали поднимать короткий ствол. У полевого орудия для этого был приспособлен винт, но в гаубицах использовали старомодные деревянные клинья. Тощий офицерик — видно, командир расчёта — использовал для этого самые большие клинья, чтобы поднять ствол орудия под максимальным углом, ведь только в этом случае его снаряды долетели бы до скал на вершине холма. К орудию уже поднесли мешки с порохом, и Шарп увидел блик солнца, отразившегося от стали. Офицер, вероятно, укорачивал фитиль снаряда.
— В укрытие, сержант! — закричал Шарп.
Каждый уже нашёл для себя место, хорошо защищённое крупными камнями. Большинство стрелков укрылось в редуте, но несколько, включая Шарпа и Харпера, спрятались в сторожевой башне, там, где лестница когда-то вела на бастион. От лестницы осталось всего четыре ступени, и они поднялись по ним к зияющему пролому в северной стене. Расположившись там, Шарп мог видеть, что делали французы.
Оружие окуталось дымом, потом послышался гулкий грохот взорвавшегося пороха. Шарп разглядел в небе тонкий прерывистый дымок, оставленный горящим фитилём. Над головами послышался свист летящего снаряда, который, если судить по дымному шлейфу, пронёсся всего на два фута выше развалин башни и взорвался где-то на южном склоне. Все выдохнули с облегчением.