— Знаю, — зло прервал его Шарп. — «Есть многое на свете, что и не снилось вашим проклятым мудрецам», но что, черт возьми, вы делаете здесь? И почему надевали французскую форму? Луис рассказал мне об этом.
— Нельзя же носить красный мундир у французов в тылу, Шарп! — ответил Кристофер. — А гражданская одежда в наши дни не внушает уважения, поэтому — да, действительно! — я иногда ношу французскую форму. Это a ruse de guerre, военная хитрость!
— Какая, к чертям, хитрость? — прорычал Шарп. — Эти ублюдки прытались убить моих людей, а вы привели их сюда!
— О, Шарп, — печально сказал Кристофер. — Чтобы подписать меморандум по поводу заключенного между нами соглашения, мы должны были найти спокойное, уединённое место, где на наши действия не повлияло бы мнение несведущей толпы. Я предложил в качестве такового виллу. Признаюсь, я не подумал о том, что ставлю вас в затруднительное положение. Это было моей ошибкой. Я сожалею. — он даже изобразил что-то вроде поклона. — Когда французы прибыли сюда, они решили, что ваше здесь присутствие — ловушка. Не слушая моего совета, они попытались напасть на вас. Ещё раз прошу у вас прощения, Шарп, но теперь недоразумение прояснилось. Вы можете покинуть это укрепление. Вы не сдаётесь, вы уходите с оружием, с высоко поднятой головой, и с моими искренними поздравлениями. Естественно, можете быть уверены, что ваш полковник узнает о ваших здешних подвигах.
Он тщетно ждал ответа, но не дождавшись, улыбнулся:
— И, конечно, я буду иметь честь вернуть вам вашу подзорную трубу. Я совершенно забыл захватить её сейчас.
— Вы ничего не забыли, чёртов ублюдок, — выплюнул Шарп.
— Шарп, не будьте жестоки, — осуждающе сказал Кристофер. — Поймите, что дипломатия использует деликатные методы, хитрость и — да! — и обман. И попытайтесь понять, что я договорился о вашем освобождении. Вы можете спуститься с этого холма со славой.
При этом лицо подполковника выглядело совершенно бесхитростным и чистосердечным.
— Что случится, если мы останемся? — спросил Шарп.
— Не имею ни малейшего представления, — ответил Кристофер. — Но постараюсь узнать, если, конечно, вы действительно этого желаете. Но предполагаю, Шарп, что французы воспримут ваше упорство как враждебный жест. В этой стране есть люди, выступающие против нашего плана мирного урегулирования. Они дезинформированы и предпочитают достигнутому ценой переговоров миру продолжение военных действий. Если вы останетесь здесь, то поощрите их глупое упорство. Думаю, если вы будете настаивать на том, чтобы остаться, это будет расценено как нарушение сроков заключения мира. Французы доставят из Опорто мортиры и приложат все усилия, чтобы убедить вас покинуть это место.
Он снова сделал затяжку, потом содрогнулся от отвращения, увидев, как ворон выклёвывает глаза у лежащего неподалёку трупа.
— Майор Дюлон хотел бы забрать своих людей, — он обвёл рукой с зажатой в ней сигарой трупы, оставшиеся после утренней работы стрелков.
— У него есть один час, — ответил Шарп. — Пусть поднимутся десять человек, без оружия. Скажите ему, что несколько моих людей тоже будут на склоне, и тоже — без оружия.
Кристофер нахмурился:
— Почему ваши люди выйдут из укреплений?
— Мы должны похоронить своих мёртвых, а у нас там — сплошная скала.
Кристофер опять закурил.
— Думаю, для вас лучше всего было бы спуститься вниз прямо сейчас, — осторожно напомнил он.
— Шарп покачал головой:
— Я подумаю об этом.
— Подумаете? — с раздражением переспросил Кристофер. — И сколько времени, могу я вас спросить, у вас займёт период размышлений?
— Сколько нужно, — ответил Шарп. — Я иногда очень медленно соображаю.
— У вса один час, лейтенант, — сказал Кристофер. — Только один час.
Он сказал что-то по-французски Дюлону, который кивнул Шарпу. Шарп ответил тем же. Кристофер выбросил недокуренную сигару, развернулся на каблуках и ушёл.
— Он лжёт, — сказал Шарп.
Висенте был в этом не уверен.
— Почему вы так думаете?
— Я скажу вам, почему я уверен, — ответил Шарп. — Говнюк не стал мне приказывать мне. Мы в армии. Здесь не уговаривают, здесь отдают приказы. Выполняйте — и без разговоров. Раньше он мне приказывал, а сегодня — нет.
Висенте перевёл разговор сержанту Мачедо, который вместе с Харпером был приглашён на совещание. Оба сержанта, как и Висенте, выглядели обеспокоенными, но ничего не сказали.
— Почему он не приказал вам? — спросил Висенте.
— Потому что он хочет, чтобы я спустился добровольно. Потому что впереди нас ничего хорошего не ожидает. Он знал это и лгал.
— Вы не можете быть в этом уверены, — серьёзно заметил Висенте, снова становясь похожим на адвоката, а не на солдата, которым был теперь.
— Мы ни в чём, чёрт возьми, не можем быть уверены, — проворчал Шарп.
Висенте посмотрел на восток.
— Канонада в Амаранте стихла. Может быть, заключён мир?
— С какой стати? — спросил Шарп. — Зачем они вообще на вас напали?
— Чтобы прекратить наши торговые отношения с Великобританией.
— А зачем им теперь уходить? Торговля начнется снова. Они не закончили свою работу, а французы так быстро не сдаются.
Висенте приумолк на несколько секунд, потом заметил:
— Может быть, они поняли, что их ждут большие потери? Чем глубже вторгаются они в Португалию, тем больше врагов у них появляется, тем длиннее коммуникации, которые они вынуждены защищать, чтобы обеспечить поставку продовольствия и боеприпасов. Может быть, они решили прислушаться к голосу разума?