— Что случилось?
Шарп потащил лейтенанта на другую часть склона, где было совсем темно. Берри продолжал бессмысленно задавать один и тот же вопрос, но Шарп молча волок его за собой до тех пор, пока они не остались одни. Шарп слышал, как мимо, в сторону вершины, промчались последние беглецы, затрещали мушкетные выстрелы, но вскоре все стихло. Он выпустил из рук мундир Берри, и только теперь лейтенант узнал его.
— Боже мой! Капитан Шарп? Это вы?
— А ты разве не ждал? — Голос Шарпа был холодным и твердым как сталь. — Я тебя искал.
Над головой Шарпа просвистела шальная мушкетная пуля, шум сражения становился все слабее, лишь отблески далеких костров освещали безлюдный склон Меделинского холма.
— Шарп! — продолжал бестолково лепетать Берри. Он лежал на спине и пытался выскользнуть из цепких рук высокого стрелка. — Нужно уходить отсюда, Шарп! Французы... они там, наверху.
— Знаю. Я уже прикончил парочку. — Шарп прижал острие палаша к груди Берри, и тот застыл на месте. — Скоро я туда вернусь и отправлю на тот свет еще столько, сколько удастся.
Разговор о смерти заставил Берри замолчать. Шарп знал, что лейтенант смотрит на него, но в темноте не видел выражения его трусливой рожи. Впрочем, он легко представил себе влажные толстые губы на помертвевшем от страха жирном лице.
— Что ты сделал с девушкой, Берри? Лейтенант молчал. Забытая сабля лежала рядом в траве; Берри даже не пытался защищаться, он надеялся уговорить Шарпа.
— Что ты с ней сделал? — Шарп переместил клинок к самому горлу Берри.
Дыхание с хрипом вырывалось из груди лейтенанта.
— Ничего, Шарп, клянусь. Ничего.
Шарп слегка повернул кисть, и лезвие чуть-чуть оцарапало подбородок Берри. Клинок был острым как бритва, и лейтенант вскрикнул.
— Пустите меня. Пожалуйста! Отпустите меня!
— Что ты с ней сделал?
Где-то справа послышался ружейный выстрел. Слева прогремел мушкетный залп, и Шарп понял, что французы бросили свой авангард на фланг, где сосредоточились небольшие группы англичан, продолжающих сопротивление. Нужно было спешить; он хотел как можно скорее оказаться рядом со своими людьми на вершине холма. Но сначала... Берри должен испытать те же страдания, тот же ужас, что пережила Жозефина.
— Разве она не просила вас о пощаде? — Голос Шарпа был похож на ночной ветер, налетевший с берегов Северного моря. — Разве не просила, чтобы вы ее отпустили?
Берри продолжал молчать. Шарп снова чуть повернул клинок.
— Не просила? — повторил он.
— Просила, — едва слышно прошептал Берри.
— И ей было страшно? — Шарп, едва касаясь, провел острием по горлу Берри.
— Да, да, да.
— Но вы все равно ее изнасиловали?
Берри был слишком напуган, чтобы говорить. Он что-то бормотал, закидывал голову и смотрел на сверкающий клинок, уходящий вверх, к страшной фигуре мстителя.
Шарп вдруг почувствовал терпкий запах горящего пороха. Нужно спешить.
— Ты меня слышишь, Берри?
— Да, Шарп. Слышу. — В голосе Берри появилась слабая надежда.
Но Шарп быстро лишил лейтенанта последних иллюзий.
— Я собираюсь тебя убить, Берри. И хочу, чтобы тебе было так же страшно, как и ей. Ты меня понимаешь?
Лейтенант снова принялся лепетать, просить пощады, затряс головой и протянул обе руки к Шарпу, словно молился. Стрелок посмотрел на него сверху вниз и вдруг вспомнил странную фразу, которую слышал в Индии, во время построения для молебствия. Перед ними стоял полковой капеллан в белом стихаре и читал молитвенник. Из множества бессмысленных фраз почему-то запомнилась только одна, и теперь, когда Шарп раздумывал о том, сможет ли убить человека, который изнасиловал его женщину, эта фраза всплыла в памяти. «Спаси мою душу от меча, а любимую — от злобной собаки». Шарп хотел было предложить Берри встать, взять саблю и попытаться защитить свою жизнь. Но тут он подумал о потрясении, которое испытала Жозефина, вспомнил алую кровь на белых простынях, увидел жирное перепуганное лицо и, словно его одолела усталость и захотелось просто отдохнуть, наклонился вперед и обеими руками нажал на рукоять палаша.
Бормотание перешло в полузадушенный всхлип, тело несколько раз дернулось, из горла Берри хлынула кровь, и лейтенант умер.
Шарп несколько мгновений неподвижно стоял над телом своего врага. Он знал, что совершил самое страшное преступление — убийство, но почему-то ощущение вины не приходило. Он отомстил собаке за свою любимую. Шарп рассек сонную артерию Берри, труп будет выглядеть так, словно побывал на бойне. Стрелок усмехнулся в темноте, а потом быстро проверил карманы Берри. «Месть сладка», — подумал он, доставая монеты из кошелька мертвеца и рассовывая их по своим карманам. А затем поднялся на ноги и зашагал на ружейные выстрелы, туда, откуда из темноты стреляли по французам.
Вскоре он оказался среди своих солдат и опустился на землю рядом с Харпером. Сержант бросил на офицера короткий взгляд, снова поднял штуцер и нажал на курок. Из дула вырвались клубы дыма, и Шарп увидел, как вольтижер упал в костер. Харпер радостно ухмыльнулся.
— Этот тип страшно меня раздражал. Все время прыгал, как настоящий маленький Наполеон.
Шарп посмотрел на вершину холма. Ему вдруг вспомнились картины ада, которые он видел в португальских и испанских церквах. По склону стелился красноватый дым, особенно густой в тех местах, где колонна французов пыталась прорвать оборону британцев, а на флангах французские стрелки надеялись очистить от англичан вершину холма — там дым почти совсем рассеялся. Сотни маленьких вспышек освещали поле боя, мушкетный дым и пламя разрывали ночной мрак — все это сопровождалось криками наступающих французов и стонами раненых. Легкая пехота противника несла большие потери от меткого огня стрелков Шарпа.