У Черного Боба Кроуфорда было отличное настроение. Он слыл самым суровым поборником дисциплины в британской армии, настоящим тираном, подверженным вспышкам отчаянной, безумной ярости; солдаты одновременно любили и ненавидели своего командира. Лишь немногие генералы столько спрашивали и столько получали со своих людей. Его требования часто подкреплялись суровыми наказаниями, но солдаты знали, что у Кроуфорда не бывает любимчиков и он всегда справедлив.
Шарп вспомнил, как однажды Кроуфорд увидел ротного офицера, которого солдат переносил на закорках через ледяной ручей в северных горах.
— Бросьте его, сэр! Бросьте! — крикнул генерал удивленному рядовому, и, к удовольствию продрогших солдат, офицера без всяких церемоний швырнули в воду, так что тот промок насквозь.
Сейчас Кроуфорд окинул Шарпа язвительным взглядом и постучал по столу серебряной вилкой.
— А вы счастливчик, Шарп, настоящий счастливчик!
— Да, сэр.
— Только вот не надо мне этих «да, сэр». — Шарп заметил, что в глазах Уэлсли заплясали веселые искорки. Кроуфорд подтолкнул бутылку красного вина к Шарпу. — Черт возьми, вы потеряли почти половину своей роты! Если бы вам не удалось добыть Орла, вас следовало бы разжаловать в рядовые. Разве я не прав?
— Правы, сэр. — Шарп опустил голову. Довольный Кроуфорд откинулся на спинку стула и поднял свой бокал в честь стрелка.
— Однако сделано это было чертовски здорово! По столу прокатился смех. Лоуфорд поставил на стол еще две откупоренные бутылки.
— А как наш замечательный сержант Харпер?
— Потихоньку поправляется, сэр. — Шарп улыбнулся.
— Он что, был серьезно ранен? — Хилл наклонился вперед, и на его круглом лице появилось сочувствие.
— Нет, сэр. — Шарп покачал головой. — Сержанты первого батальона пригласили его на вечеринку. Я слышал, как Харпер заявил: «Один настоящий мужчина из Донегола способен выпить столько, сколько три англичанина вместе».
Хоган в восторге ударил кулаком по столу. Инженер уже успел хорошенько приложиться к спиртному и поднял свой бокал, глядя на Уэлсли:
— Мы, ирландцы, никогда не сдаемся. Не так ли, сэр?
Уэлсли приподнял брови. Он пил еще меньше, чем Шарп.
— Я никогда не считал себя ирландцем, капитан Хоган, хотя в данном вопросе вполне разделяю их точку зрения.
— Черт возьми, сэр! — проревел Кроуфорд. — Я слышал, как вы утверждали, что тот, кто родился на конюшне, не обязательно становится лошадью!
Все снова рассмеялись. Шарп сидел, откинувшись на спинку стула, и прислушивался к разговорам, наслаждаясь приятной тяжестью в желудке. Слуги принесли бренди и сигары, значит, обед подходит к концу. Шарп всегда чувствовал себя не в своей тарелке во время таких пирушек; он не был рожден для подобных развлечений и присутствовал всего на нескольких, но эти люди приняли его в свой круг, они делали вид, будто не замечают, как капитан ждет, пока другие офицеры возьмут ту или иную вилку или нож, поскольку стрелок не знал всех правил поведения за столом. Шарп еще раз рассказал о том, как они с Патриком Харпером пробились сквозь ряды врага, о гибели Денни, о том, как их захватила волна отступающих и как они отбились при помощи палаша и французского топорика.
Он потягивал вино, потихоньку шевелил пальцами ног в новых ботинках и размышлял о своей судьбе. Вспомнил об унынии перед битвой, об ощущении, что ему не удастся исполнить данные обещания, однако все закончилось благополучно. Может быть, он и в самом деле счастливчик, как утверждают солдаты; впрочем, он многое бы отдал за то, чтобы узнать, как сохранить удачу.
Шарп вспомнил тело Гиббонса со штыком в груди, падающее с коня, и снова подумал о том, что Харпер вернулся вовремя. На следующий день все следы преступления были сожжены. Погибшие, и Гиббонс среди них, были раздеты, сложены штабелями, после чего живые разожгли костры, и тела сгорели в жарком пламени. Трупов было так много, что похоронить всех представлялось невозможным, поэтому солдатам пришлось жечь костры в течение двух дней, и тяжелый сладковатый запах висел над городом до тех пор, пока ветер не развеял пепел по долине Портины. О сражении напоминало лишь разбросанное повсюду испорченное снаряжение, которое уже не могло никого заинтересовать, да черная, выгоревшая трава, где среди пламени нашли смерть многие раненые.
— Шарп?
Он вздрогнул. Кто-то произнес его имя, а он отвлекся и не слышал кто.
— Сэр? Прошу прощения. Ему улыбался Уэлсли.
— Капитан Хоган рассказал мне, что вы укрепляете англо-португальские отношения?
Шарп посмотрел на Хогана, в глазах которого плясали озорные огоньки. Всю неделю ирландец очень весело рассуждал про Жозефину, и Шарпу ничего не оставалось, как улыбнуться и скромно пожать плечами — ведь на него смотрели три генерала.
— Судьба награждает храбрых, верно, Шарп? — весело проговорил Хилл.
— Да, сэр.
Шарп откинулся на спинку стула, а разговор тем временем продолжался. Он скучал по Жозефине. Прошло чуть больше двух недель с той ночи, когда он последовал за ней из гостиничного дворика на окутанный тенями берег реки. С тех пор он провел с ней всего пять ночей. Больше Жозефина не подарит ему ни одной. Он понял это, когда вернулся в Талаверу утром после сражения. Жозефина поцеловала его и улыбнулась, а в другом конце комнаты Агостино упаковывал кожаные седельные сумки и складывал платья, которых Шарп так на ней и не увидел.
Они отправились погулять по городу, Жозефина крепко держалась за его локоть и заглядывала в лицо, точно была маленьким ребенком.