Шарп направился по стене к северным воротам. Харпер не сводил с капитана глаз и видел, как он мрачно смотрит на часовых у огромных ворот, на роты пехотинцев, расположенные между гранитными ловушками и охраняющие вход в город.
Харпер догадывался, что у Шарпа на уме.
– Не выбраться, сэр.
– Да. – Прощай, последний жалкий шанс. – Да. Идем домой.
Они спустились по лестнице и нашли улицу, что вела в нижний город. Шарп обходил стороной темные дома с закрытыми ставнями и запертыми дверьми. Над мостовой разносился гулкий стук каблуков. Капитан и его свита вглядывались в переулки, озирались на перекрестках; раз-другой Харперу показалось, будто он заметил тень – слишком неровную, чтобы ее могла отбрасывать деталь какого-нибудь строения. Но он не был уверен. В Альмейде стояла гробовая тишина. Шарп обнажил палаш.
– Сэр? – встревоженно произнес Харпер. – Вы же не собираетесь, сэр…
Они позабыли про крыши, но Хельмут, услыхав подозрительный звук, поднял глаза, и человек, прыгнувший на него, жутко закричал, напоровшись на саблю. Шарп бросился вправо, Харпер – влево, и внезапно улица наполнилась людьми в темной одежде. Звон стали смешался с жалобными всхлипами умирающего. Хэгмен прижался к стене, выставил штык и отбивался от людей Эль Католико, а Шарп у противоположной стены едва успел увернуться от рапиры – ее острие прошло в считанных дюймах от его живота. Второй удар он отразил палашом, который Эль Католико назвал мясницким инструментом, а затем, презрев технику ради ярости, рубанул что было силы и почувствовал, как лезвие задело плоть. Он повернулся к первому напавшему, но там уже был здоровяк Роч – винтовочным прикладом выбивал из партизана дух. Шарп повернулся обратно, ударил вслепую. Палаш налетел на встречный удар; Шарп отскочил, зная, что сейчас последует выпад, споткнулся о мертвеца и повалился навзничь.
Падение спасло ему жизнь. На полку семиствольной винтовки попала искра, вспыхнул порох, а затем свинцовый рой просек себе дорожку через улицу. В голове у Шарпа раскатился грохот, усиленный теснотой стен. Он увидел, как трое зашатались, один из них упал; через мгновенье Роч помог командиру подняться на ноги, и тот бросился вперед: одного испанца зарубил, другого повалил ударом ноги. Герильерос вдруг оказались зажаты между четырьмя английскими стрелками и тремя немцами из легиона короля Германии.
Немцы свое дело знали. Для них сабля была штатным оружием, и они фехтовали искуснее, чем испанские партизаны. Шарп не раз говорил себе, что надо бы как следует овладеть палашом, но сейчас не время учиться, сказал он себе, надо работать.
Капитан бросился вперед и рубанул дважды наискось, вправо и влево; левая рука отозвалась мучительной болью, но правая действовала отменно. Противники отскочили в разные стороны и нарвались на штыки Хэгмена и Роча, а остальные партизаны, утратив преимущество внезапности, обратились в бегство – проскользнули между немцами и скрылись в ночи.
Хельмут рычал, глядя им вслед. В этой схватке он не видел смысла бить насмерть, вдобавок сабля – не лучшее оружие против увертливой тонкой рапиры. Он делал короткие рассчитанные выпады; кривой клинок целил только в глаза – враг непременно побежит, как только поймет, что иначе непременно потеряет зрение. И действительно, партизаны один за другим отбегали, прижимая ладони к окровавленным лицам. Испанцы получили хорошую взбучку; под конец низкорослый сержант, выронив саблю, поймал одного из них за руку, сдавил в медвежьих объятьях, а затем изо всех сил швырнул на стену. Раздался тошнотворный звук, словно куль репы свалился с чердака на каменный пол амбара.
Харпер ухмыльнулся, стирая кровь с длинного штыка.
– Отлично, Хельмет.
Невдалеке раздался крик, замерцало пламя факелов, и шестеро солдат повернулись и вскинули оружие, но Шарп скомандовал подождать. На них наступал португальский патруль с мушкетами наперевес, его возглавлял офицер с обнаженной саблей. Офицер остановился, настороженность на лице сменилась ухмылкой. Протягивая к Шарпу руки, он рассмеялся.
– Тысяча чертей! Ричард Шарп! Что ты тут делаешь?
Шарп тоже засмеялся, очистил клинок от крови, спрятал в ножны и повернулся к Харперу.
– Сержант, познакомьтесь с Томом Джеррардом. Раньше он был сержантом Тридцать третьего, а теперь – лейтенант португальской армии. – Он пожал Джеррарду руку. – Ах ты ублюдок! Ну, как поживаешь?
Джеррард просиял и взглянул на Харпера.
– Мы с ним вместе ходили в сержантах. Эх, Дик, сколько сучьей воды утекло! Помню, как ты своротил рожу тому маленькому чертову язычнику! Рад тебя видеть, дьявол! Ишь ты, капитан, язви тебя! Куда катится этот мир?! – Он хохотнул, козыряя Шарпу.
– Давненько никто не звал меня Диком. Ну, а ты как?
– Отменно, брат. Лучше не бывает. – Лейтенант указал большим пальцем на своих людей. – Отличные ребята, дерутся не хуже нас. А помнишь ту девчонку из Серинга? Нэнси?
Солдаты Шарпа с интересом разглядывали Джеррарда. Год назад правительство Португалии обратилось к британцам с просьбой реорганизовать ее армию. Заниматься этим довелось маршалу Бересфорду, и в числе его новшеств было производство в офицеры опытных английских сержантов – необученная, необстрелянная португальская пехота получила командиров, умеющих воевать. По словам Джеррарда, затея удалась.
Он посмотрел на Харпера.
– Сержант, если хочешь, давай к нам.
Харпер ухмыльнулся и отрицательно мотнул головой.
– Не, я лучше с ним.
– Как знаешь, тебе же хуже. – Джеррард перевел взгляд на Шарпа. – Сложности?