– Вперед!
Семь бед – один ответ, и провалилось бы оно все к черту, но он сам одобрил безумный план Вивара в крепостной часовне. Словно тяжелым старинным вином, ему замутили голову сказкой про хоругвь. Теперь пришло время разогнать страх.
Вперед. Вперед, между деревьев, мимо каменной стены... Неожиданно под сапогом Шарпа заскрипел гравий, и он увидел, что началась дорога. Справа темнели какие-то постройки, а прямо перед ним светился огонь сторожевого поста. Из-за тумана пламя казалось тусклым, факелы горели снаружи церкви, освещая дорогу. Теперь тревога могла подняться в любую секунду.
– Подтянуться, – прошептал Харперу Шарп. – Пальцы на курки!
– Подтянуться, – зашипел сержант. – Не стрелять, черт бы вас взял!
Шарп хотел бегом проскочить мимо церкви. Поднимется шум, но с этим уже ничего не поделать. Начнется с ружейной пальбы, а закончится всеобщей вакханалией смерти. Пока же раздавались лишь скрип сапог по гравию, приглушенный стук замотанного оружия и хриплое дыхание солдат, уже уставших от многочасового похода.
Харпер перекрестился; так же поступил еще один ирландец в отряде. Они улыбнулись друг другу, но не от удовольствия, а от страха. Стрелки дрожали, многим хотелось опорожнить желудки. Святая Мария, Матерь Божья, снова и снова твердил про себя Харпер. Он понимал, что самое время помолиться и святому Иакову, но не знал, как это делается, и потому повторял привычное заклинание. Не оставь нас сейчас и в миг нашей смерти. Аминь.
Впереди шагал Шарп. Он не сводил глаз со сторожевых факелов. Пламя поблескивало на лезвии низко опущенного палаша. Далеко за первыми факелами тускло светилась цепочка огней главной линии обороны. Туман серебрился, светлел, и лейтенанту казалось, что он различает мутные треугольники сосен и купола домов. Город, как объяснил Вивар, был невелик: горстка домов, аббатство, гостиница, собор и площадь. Этот город удерживали французы, и маленькой разношерстной армии предстояло взять его штурмом.
Шарп подумал, что Вивар, очевидно, помешался на своей вере, если всерьез полагал, что проеденный молью кусок шелка способен сотворить чудо. Это чистое безумие! Если в армии узнают, что он, бывший сержант, бывалый вояка, повел стрелков на такое дело, его отдадут под трибунал. Я сам ненормальный, подумал Шарп. Только в отличие от Вивара меня ведет не Бог, а слепая, упрямая гордость солдата, не позволяющая смириться с поражением.
С другой стороны, подумал Шарп, люди достигали славы, совершая не менее безумные подвиги. Рыцари, загнанные тысячу лет назад в горы армиями Магомета, должно быть, чувствовали такое же отчаяние. Подтягивая подпругу и поднимая копья, они вглядывались в огромный вражеский полумесяц и понимали, что пришел их смертный час. Тем не менее они с лязгом опускали забрала, давали шпоры коням и неслись в атаку.
Под ногой хрустнул камень, возвращая мысли лейтенанта к настоящему. Отряд вышел уже на городскую улицу. Окна безмолвных домов были закрыты железными ставнями. Подъем становился круче. Возле сторожевого пункта горел костер, в свете которого Шарп увидел, что дорога перегорожена. Баррикада состояла из пары тачек и нескольких стульев, но стремительного рывка уже не выйдет. У костра обозначился силуэт человека. Часовой прикуривал трубку от горящей ветки.
В доме справа от Шарпа залаяла собака. Он был настолько взвинчен, что непроизвольно отпрыгнул в сторону. Пес зашелся лаем. Его поддержал другой, потом третий. Приветствуя утро, прокричал петух. Стрелки непроизвольно ускорили шаг.
Часовой у костра выпрямился и повернул голову в их сторону. Шарп отчетливо видел очертания кивера. Перед ним был пехотинец. Не пеший кавалерист, а чертов пехотинец, вскинувший мушкет со словами:
– Qui vive?
С этого вопроса началось сражение. Шарп вдохнул поглубже и бросился вперед.
Невероятно, но как только закончилось ожидание, прошел и страх. Шарп бежал вверх по склону. Подошва его сапога, так старательно пришитая накануне, оторвалась. Несмотря на то, что он бежал по покрытой гравием дороге, ему казалось, что ноги попадают в густую липкую грязь. Страх между тем исчез. Кости брошены, теперь игру надо доиграть до конца.
– Qui vive?
– Ami! Ami! Ami! – Чтобы запутать часовых, Вивар научил его целой фразе, но Шарп не мог ее вспомнить, и повторял лишь слово, означающее «друг». Он выкрикивал его во все горло, одновременно показывая назад, словно за ним гнались неприятели.
Часовой растерялся. На крыльцо церкви вышли еще четверо французов. У одного на синем рукаве были сержантские нашивки, но он, судя по всему, не хотел отвечать за стрельбу по своим, поскольку обернулся и стал звать офицера:
– Capitaine! Capitaine! – После чего, без кивера и в незастегнутом мундире, сержант повернулся к приближающимся стрелкам. – Halte la!
Шарп вскинул руку, замедлил шаг и хрипло выдохнул:
– Ami! Ami!
Шарп спотыкался, валился с ног и казался безмерно изможденным. Уловка позволила ему приблизиться к сержанту на расстояние двух шагов. Только тогда он поднял голову и увидел в глазах француза ужас осознания.
Но было поздно. Весь свой страх и радость освобождения от страха вложил Шарп в первый удар. Шаг вперед, выпад – и француз переломился пополам. Другой часовой открыл рот для крика, но штык Харпера вонзился ему в живот. Палец француза судорожно нажал на курок. Шарп оказался настолько близко от ствола, что даже не увидел пламени. Зато он видел, как вспыхнул порох на полке, после чего лицо его обожгло пороховыми газами, и все заволокло дымом. Шарп выдернул лезвие из тела француза. Сержант навзничь повалился в костер, и волосы, о которые он привык вытирать жирные руки, ярко вспыхнули. Оставшиеся трое французов кинулись в церковь, но стрелки оказались быстрее. Прогремел еще один выстрел, после чего штыки завершили свое дело. Дико завопил француз.